Хотя название этой команды – Godsmack переводится как «кара божья», для ее основателя Салли Эрна она, скорее, стала долгожданным подарком судьбы. Он мог бы окончательно сломаться и бросить музыку после череды неудачных опытов, но что-то внутри заставило его удержаться на плаву. Группа появилась на свет в 1995 в Бостоне. Ее участники до сих пор нежно любят родной город (даже ник у Салли в интернете – «плохой маленький бостонский мальчик»), но они давно вырвались за его пределы, завоевали несколько Грэмми, Billboard Music Awards и множество других крупных наград, стали одними из самых кассовых американских артистов, а их пластинки приобрели статус золотых и платиновых. Треки со свежего альбома «When Legends Rise» крутятся на радио по всему миру, в том числе и в России. Пользуясь случаем, «МК» поговорил с Салли о новой работе, превратностях пути и о его работе над саундтреком к фильму «Царь Скорпионов».
Фото: пресс-служба Godsmack.
— Салли, расскажи, какие амбиции были у тебя в самом начале, когда ты только решил собрать группу?
— Точно не такие, как у 18-летнего юноши (смеется). На самом деле все это история — какое-то чудо для меня. Всю жизнь я был барабанщиком: впервые взял в руки палочки в 3 года, и все это продолжалось до 27. Я переиграл в огромном количестве групп, кавер-бэндов, и в 1993 присоединился к панк-метал команде Strip Mind. Этот момент стал переломным. Мы были молодыми, абсолютно бесшабашными, не понимали, что делаем, так что история не имела никакого смысла и была обречена на провал. Мы разругались, я ушел, а меньше чем через год коллектив окончательно развалился, уничтожил сам себя. У меня было очень депрессивное состояние, и мне казалось, что я долгие годы бился в закрытые двери. Я думал о том, что с меня хватит: мои сверстники поднялись по карьерной лестнице, у них были свои дома, машины, а я ночевал в комнате в баре сестры. И я решил завязать с музыкой. Перестал играть, отрезал волосы, пошел на «нормальную» работу.
Меня хватило на год, и я стал снова задумываться о том, чтобы заняться музыкой. Позвонил нашему общему с сестрой другу Робби Мерриллу. Я знал его как классного бас-гитариста, он меня – как хорошего барабанщика. Я сказал ему: «Тебе 30, мне 27. Мы, конечно, оба во многом разочаровались, но почему бы не собрать команду и не попробовать записать несколько песен просто в качестве эксперимента. У меня готовится кое-какой материал». Он согласился. Мы быстро нашли гитариста, а вот вопрос с солистом оставался открытым. Оказалось, легче подобрать ударника, и тогда я принял решение взять роль фронтмена, вокалиста группы на себя. У нас не было никаких особых ожиданий, чаяний, мы просто делали то, что нравится, и постепенно все стало органично складываться. Начались концерты, мы стали двигаться вперед.
— То есть лучше не думать о результате, об успехе, а концентрироваться на самом процессе?
— Я бы не стал говорить так категорично. Думаю, иногда просто стоит довериться вселенной и понять, что всему свое время. Путь музыканта – очень непростой. Я очень хорошо понимаю тех, кому тяжело в этом пути, искренне поддерживаю их, потому что сам через многое прошел. Успех не всегда зависит от того, насколько ты талантлив, здесь еще нужно оказаться в нужное время в нужном месте, обстоятельства должны совпасть. Но всегда стоит помнить, что ты способен подняться и идти дальше, сколько бы раз тебя не отправляли в нокаут. Нужно быть сильным и бороться за то, что ты хочешь. Если устоишь и останешься в игре, твой час рано или поздно придет. У тебя появится шанс, а уж как ты его используешь, будет зависеть от тебя.
— Расскажи мне о своем родном Бостоне. Какой он для тебя?
— Это непростой, хитрый город, город-перевертыш. Он породил очень много по-настоящему великих артистов — Aerosmith, Донна Саммер, The Cars, собственно, группу Boston и многих других. Здесь всегда были лучшие музыкальные колледжи, в том числе знаменитый колледж Беркли. Однако произошло так, что сцена развивалась, достигла своего пика, после чего артистов подмяли под себя лейблы, и начался регресс. Под влиянием лейблов группы стали терять свою самобытность, и того уникального арт-пространства, которое сформировалось там много лет назад, уже нет, сцена умерла.
— Я знаю, что у тебя есть кумиры в музыке, а были ли реальные учителя, которые направляли и поддерживали в сложные времена?
— Кумиры и стали этими учителями, пусть дистанционно. Black Sabbath, Judas Priest, Led Zeppelin, Aerosmith – все они влияли на мое мировоззрение, музыкальное мышление, вдохновляли. Но у меня также уже много лет есть близкий друг Пол Гири. Он был барабанщиком бостонской группы Extreme, а потом стал директором Godsmack и является им до сих пор. Поскольку он не только менеджер, но и профессиональный музыкант, то очень глубоко понимает многие вещи, и, конечно — очень сильно меня поддержал в свое время, поддерживает и сейчас.
— В 1999 вас пригласили присоединиться к Ozzfest – знаменитому передвижному фестивалю Оззи Осборна. Насколько знаковым стал этот момент?
— Он был очень важным для дальнейшего развития группы. Первые три года мы просто сочиняли музыку и занимались поиском крупного лейбла, которого бы она заинтересовала. В 99 мы нашли его. В Бостоне дела группы шли в гору, но когда мы выехали в тур за его пределы, то поняли, насколько мы непопулярны. Потом у нас появился большой хит, зазвучавший на радио, и нас пригласили на Ozzfest, где мы выступали перед огромным количеством слушателей 2 года подряд. В этот же период мы разогревали Black Sabbath. И это, конечно, было прорывом, помогло нам выйти на глобальный уровень и укрепить свою репутацию.
— А что скажешь о выступлении на легендарном Woodstock? Это же был юбилейный, 30-й фестиваль…
— Это был тот же 99 год и одно из самых крутых наших шоу, на котором собрались сотни тысяч людей. У нас тогда случился очень мощный инсайт, какое-то прозрение. Мы были в туре с очень жестким графиком. Концерт шел за концертом. На сцену Вудстока мы выходили в состоянии зомби, но когда я поднял голову и увидел эту ревущую толпу, у меня мурашки пошли по коже.
— Ты рассказывал о том, что впал в депрессию до создания группы, разочаровался во всем… А приходилось ли сталкиваться с какими-то трудностями уже во время ее существования? И что помогло их преодолеть?
— Когда ты рок-музыкант, очень легко нырнуть в омут с головой – толпы женщин, наркотики, алкоголь… Поначалу все это кажется забавным, но потом ты впадаешь в зависимость, начинаются большие проблемы. Они не приносят ничего, кроме разросшегося эго, боли, деструктива, ссор в коллективе. Мы столкнулись со всем этим, начали сильно ругаться, но, к счастью, все-таки были уже не мальчишками, каждый – со своим определенным багажом. Я уже проходил подобное в юности – в Бостоне соблазнов было хоть отбавляй. В общем, мы приняли решение спрятать свой эгоизм куда подальше и обратиться к специалисту, к психологу. Он помог нам выкарабкаться, осознать, что мы должны беречь команду и наше общее дело. С тех пор мы стали поддерживать друг друга в непростых ситуациях. Сегодня мы здоровы психологически, физически и находимся в самой лучшей форме. Я действительно горжусь этим, потому что нам правда пришлось пройти через сложные времена, даже когда уже все случилось и мы были вместе.
— Одна из твоих громких работ — саундтрек к фильму «Царь скорпионов». Есть ли для тебя разница — писать музыку для группы или для фильма?
— В самом процессе ее нет, но, когда ты пишешь музыку к фильму, тебе нужно немного больше вдохновения, мотивации. И тут многое зависит от режиссера, от того, насколько он сможет заинтересовать, увлечь тебя. Чак Рассел пытался донести до меня мысль, что, хотя Царь Скорпионов – мощный, опасный, сильный персонаж, но он одинок. Он многое потерял в жизни и сознательно изолировал себя. Он не хочет снова влюбляться, потому что много страдал из-за любви, ему даже не нужна армия вокруг, он лучше будет сражаться один. И вот эти слова «хочу остаться один» крутились в моей голове на рипите, это ощущение нужно было выразить в музыке. Когда создаешь саундтрек, важно зацепиться за то, что будет тебя вдохновлять. Это может быть даже небольшая деталь.
— Вы собрали целый урожай призов – несколько Грэмми, Billboard Music Awards и многие другие. Насколько это важно для тебя как для артиста?
— Всегда приятно, когда тебя признают в индустрии и оценивают твой многолетний труд, но мы играем музыку, потому что любим ее. После всего, что пришлось пережить, после того, как мы нашли себя, мы очень серьезно в каждый момент задумываемся о том, что и зачем мы делаем. И мы получаем невероятное эмоциональное удовлетворение. Когда видишь горящие глаза людей, чувствуешь их энергетику на концертах, это в сто раз лучше любых наркотиков.
— А ты согласен с тем, что эпоха больших рок-героев прошла?
— Я понимаю, почему сложилось такое мнение, и отчасти согласен с ним. Но я чувствую, что это время возвращается. Я вижу 19-летних парней, которые играют потрясающую музыку. Они выросли в том числе на Godsmack, на Korn, Limp Bizkit, Metallica, других командах из прошлого. The Beatles, The Rolling Stones, Чак Берри, Led Zeppelin в свое время показали публике нечто новое, выработали свой музыкальный язык, но история рок-н-ролла движется по спирали, и сейчас мы выходим на новый виток.
— А в чем разница между героями прошлого и современности?
— У молодых рок-героев есть айфоны (смеется). Новые технологии меняют и мышление. Я, честно говоря, счастлив, что прожил часть жизни без всего этого. Раньше ты покупал альбом, приходил домой и слушал его от начала до конца, полностью погружаясь, потому что тебе ничего не мешало. Сейчас внимание людей из-за гаджетов очень рассеяно. Тем, кто приходит на концерты, я бы тоже посоветовал поменьше доставать свои телефоны. Хочешь снять видео, сделать фото? Здорово! Но для этого достаточно пары минут. Я не понимаю, когда люди снимают половину концерта, ведь через призму экрана все происходящее воспринимается иначе, и гораздо больше эмоций ты получишь, общаясь с артистом напрямую, став частью действа.
— О чем лично для тебя альбом «The Legends Rise»?
— Обо всем том, о чем мы с тобой говорили. Каждый из участников нашей группы по отдельности, да и мы все вместе прошли сквозь многие трудности, перемены за эти годы. Мы сумели переправиться на другой берег, в какой-то момент отказались от пути саморазрушения. В какой-то момент мы осознали, что, как бы ни было страшно что-то менять, это возможно. Неизвестность всегда пугает, но иногда нужно закрыть глаза и просто сделать шаг. Это касается и музыки, и любого другого дела. Если это твой путь – иди по нему. Так что пластинка – о выборе, о воле, о возможности начать нечто новое.
