Иван Шибанов: «Полина домашняя, уютная, манкая, и это будоражит»

После расставания с Ольгой Павловец актер встретил новую любовь. Подробности — в интервью

Марина Зельцер17 мая 2022 16:56111620Иван ШибановФото: Ксения Бубенец

Иван Шибанов, с одной стороны, везунчик, а с другой — на его долю выпали серьезные испытания — как личные, так и профессиональные. Сейчас актер снова счастлив после расставания с Ольгой Павловец, он наконец встретил новую любовь. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».

— Иван, тебя слишком часто используют в отрицательных ролях — то не слишком хороших работников следственных органов, как в сериале «Шифр», то тех, кого они ищут. А ведь надеть очки — и ты уже интеллигент, чудак, каким я и видела тебя в театре…

— К сожалению, наш синематограф не хочет тратить время на поиск образа, и каждый раз, попадая на съемки, я прошу художника по гриму сделать что-то интересное, но они открыто говорят: «Ваня, не надо». Но у меня был приятный опыт в сериале «Семейный альбом», истории о Советском Союзе пятидесятых годов. Вот там гримеры как раз надели на меня кругленькие очочки, благодаря которым я и получил роль профессора, физика-ядерщика, нелепого, незащищенного человека. Я очень долго после сериала «Обратная сторона Луны» Саши Котта и Александра Цекало ходил под клише маньяка. Я совсем не против отрицательных героев, их играть очень интересно, но и положительные роли я тоже люблю. (Улыбается.)

— Ты рассказывал, что попал в театральное училище совершенно случайно, просто пойдя из школы другой дорогой и буквально уткнувшись в него. Но ты же занимался в студии пластики при театре «Глобус»…

— Да, и там я смотрел из-за кулис спектакли, в коридорах театра встречал актеров. А когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, появился один человек, который был для меня эталоном, потому что он был красивым, каким я хотел быть, прекрасно танцевал, играл главные роли. Это актер Дмитрий Готсдинер. И в тот день, оказавшись рядом с театральным училищем, вдруг почувствовал, что это шанс стать таким, как Дима. Через двадцать с лишним лет я ему отплатил за все это. (Смеется.) Я снимал сериал «Монте-Кристо», у меня играла Ксения Лаврова-Глинка, а в какой-то серии должен был появиться еще один персонаж. И я подтянул Диму. Они познакомились, начали встречаться и потом поженились.

В детстве Иван занимался пластикой, фотографией, музыкой, бальными танцами и живописью. Но в итоге остановил выбор на актерской профессииВ детстве Иван занимался пластикой, фотографией, музыкой, бальными танцами и живописью. Но в итоге остановил выбор на актерской профессииФото: Ксения Бубенец

— А у тебя могло сложиться с другой профессией, о чем еще ты тогда думал?

— Я хорошо рисовал, потом даже пошел на подготовительные курсы в Архитектурный институт. Летом надо было решать, куда поступать. Мы с мамой всегда жили вдвоем, и вечером того дня, когда я зашел в театральное училище, у нас произошла единственная большая ссора за всю жизнь. Такого накала, что мы грохнули старую стенку шведского производства со всем хрусталем, что в ней стоял, плашмя на пол. Это случайно вышло, я был молодой, горячий. Мама закрылась в ванной, плакала, и я этого не могу забыть до сих пор.

— Она была против театрального училища?

— Нет, она просто очень волновалась за меня и требовала ответа: «Ваня, куда ты решил идти?», а я кричал: «Я не знаю!». Мама, несмотря на свою профессию, всегда была человеком искусства: хорошо рисовала, водила меня в музеи, возила по Золотому кольцу. Эрмитаж был просто ее пунктиком, и благодаря ее генам я мог пойти в художественное училище или вот в Архитектурный институт. Назавтра в училище был первый тур, я решился и выучил все за ночь.

— Не пожалел о своем выборе?

— Нет, хотя учился я спустя рукава, потому что все время пропадал в театре, но худрук Григорий Гоберник сказал, что в актерском деле практика важнее теории и что мне нужно выходить на сцену, потому что у меня губы как пельмени. «С такими, — смеялся он, — надо на трубе играть, а ты в театр пошел». Я занимался сценречью, до сих пор этим горжусь и считаю, что неплохо разговариваю. В «Глобусе» ставили очень хорошие режиссеры из Москвы и Петербурга, и они приоткрывали нам дверь в другой мир. А в конце первого курса в Новосибирск приехал Олег Павлович Табаков смотреть студентов, и я попал на этот отбор. И только я встал на колено, готовил «Демона», как услышал: «Все, спасибо, больше не надо». (Смеется.) Он считывает потенциал человека, его энергоемкость моментально, но я тогда понял, что это все, полный провал. А оказалось, что меня одного пропустили на третий тур и сказали, что нужно приехать в Москву поступать.

— Но в Школе-студии ты провалился. Почему?

— Потому что я был совершенно не готов и вообще серьезно не думал об этом. Напротив, я как будто выполнял какой-то приказ Родины, а хотел лишь скорей сесть на самолет и вернуться назад в свою комфортную среду.

«С мамой тогда произошла единственная большая ссора за всю жизнь. Такого накала, что мы грохнули старую стенку со всем хрусталем»«С мамой тогда произошла единственная большая ссора за всю жизнь. Такого накала, что мы грохнули старую стенку со всем хрусталем»Фото: Ксения Бубенец

— Позже ты окончил ГИТИС при «Глобусе», играл в театре и тебя не раз звали в Москву, но ты тоже поначалу отказывался…

— Во-первых, у меня была любовь, я не понимал, как это я уеду. Во-вто-рых, мы с мамой до моих двадцати лет прожили в полуподвальном помещении в очень скромной двадцатиметровой квартирке. Моя кровать стояла за стеночкой, которую мы грохнули. А тут мы как раз получили квартиру в центре города, у меня появилась своя комната — куда уезжать?! И главное, у меня уже был репертуар в театре «Глобус». А менять что-то на журавля в небе я был не готов. Я типичный Рак, и при первой же вспышке справа или слева пячусь назад и моментально покрываюсь панцирем. Выходить из зоны комфорта мне очень сложно. В аэробусе по пути в Москву я чувствовал огромный страх, потому что летел из любимой семьи, где у меня было полное ощущение собственной нужности, в абсолютную неизвестность.

— А как мама отреагировала на то, что ты уедешь?

— Я даже представить себе не могу, что она чувствовала. Как только у меня появился ребенок, я стал совершенно по-другому относиться к маме. А тогда я, конечно, не понимал, насколько она героически поступала. Безусловно, я видел, что она желает мне только хорошего и не было разговоров: «Как же я здесь останусь?». У нас с мамой очень близкие отношения. Она теплый, покладистый человек. И я чувствую вину за то, что она положила свою жизнь на алтарь моего счастья.

— Но, несмотря на страх перемен, ты все-таки решился…

— Да, с Сергеем Яшиным, который поставил у нас спектакль, во время репетиционного периода случилось необыкновенное взаимопонимание. И он пригласил меня в Театр Гоголя. Но директриса до такой степени не хотела, чтобы я уходил, что послала за мамой свою машину с водителем и потом полтора часа обрабатывала ее, чтобы я остался. Я пришел увольняться, и она кидалась в меня розами, которые я принес ей, и кричала: «Ты от голода будешь асфальт жрать в Москве, тебя обманут и выбросят». И когда я почти сразу поехал со спектаклем на гастроли в Швейцарию, хотел ей открытку прислать со словами: «Жру швейцарский асфальт». (Смеется.)

— В Театре Гоголя ты оказался вместе с Евгением Миллером, с которым учился в ГИТИСе, работал в «Глобусе», а потом с ним попал и в «Табакерку», что просто удивительно…

— Да, мы с Женей двадцать с лишним лет были прямо дружочками. А моя история в «Табакерке» началась с того, что Олег Павлович приехал в Ригу на спектакль «Чайка» Петера Штайна, потому что он дружил с ним. Я играл Треплева. Так вот, на банкете Олег Павлович подошел ко мне с рюмочкой водки, поздравил с премьерой и задал пару вопросов: кто мои родители и где я живу в Москве. И отошел. Прошло больше года — и ничего. И вдруг завтруппой Театра Гоголя сказала мне: «Ваня, тебе звонили с кинокомпании „Амедиа“, перезвони». Я набрал оставленный номер, говорю: «Алле, это Иван Шибанов». И на другом конце провода услышал: «Здорово, Иван Шибанов» голосом Табакова. (Смеется.) Я просто потерял дар речи, потому что не узнать этот голос невозможно. А в то время шла программа «Розыгрыш», и у меня пронеслась мысль, что меня разыгрывают, и я так осторожно отвечаю: «Да, Олег Па…» (у меня аж отчество от испуга вылетело), а оттуда: «Палыч». Дальше он переключает скорость речи на четвертую и очень деловито спрашивает: «Ты в Москве? Можешь приехать в подвальный театр? Я еще часа два буду там, надо поговорить». Я бегом влетаю, язык на плече, и встречает меня Олег Павлович, весь такой свой, как будто друг семьи, и предлагает роль со словами: «Если понравится, можешь сыграть». И у нас с Аленой Лаптевой получилась прекрасная история «Под небом голубым». Я год играл как приглашенный артист, а в конце сезона Табаков опять вызвал меня в кабинет и спросил, не хотел бы я перейти в труппу. Я долго объяснял ему, что Яшин меня взял из Новосибирска, я ему обязан, не могу предать. На что услышал: «Понимаю, понимаю. А сколько ты получаешь там?». Естественно, в Театре Гоголя зарплаты были мизерные, я назвал сумму. А он сказал: «Будешь получать во столько-то раз больше». Конечно, дело не в деньгах, жить было где, на еду хватало. С тяжелым сердцем я пришел к Сергею Ивановичу, пытался с ним разговаривать как с отцом. Чувство вины перед ним до сих пор во мне сидит.

«Я сказал: поживем отдельно. Когда за ней захлопнулась дверь, я посмотрел в окно: Москва, жара – и физически ощутил, как мне хорошо»«Я сказал: поживем отдельно. Когда за ней захлопнулась дверь, я посмотрел в окно: Москва, жара – и физически ощутил, как мне хорошо»Фото: Ксения Бубенец

— Олега Павловича нет, но «Табакерка» осталась. Почему же ты ушел из штата любимого театра?

— Я сидел на даче, у меня стены пока пустые, только висит портретик Олега Павловича. Был локдаун, звонит завтруппой, говорит: «Надо встретиться». И сообщает, что надо пересмотреть условия контракта. Спрашиваю: «Какого контракта? Скажи по-человечески». И она мнется, но потом говорит: «Володя тебя уволил, он сказал: ‘Не вижу перспектив дальнейшего сотрудничества». Дальше я ничего не помню, только слышу, как из-под воды крик: «Ваня, Ваня!». Я отключился ненадолго. Мозг отказался принять эту информацию. Думаю, что меня спас Олег Павлович, который смотрел на меня с фотографии в тот момент. Но Владимир Львович мне единственному из всех уволенных оставил мои роли. Два спектакля я играю до сих пор, остальные сняли.

— Ты в двадцать три года стал заслуженным артистом, как Сергей Безруков, он считался самым молодым со званием…

— Да! Причем я получил его чуть раньше Сергея. На меня стали даже косо посматривать, не понимая, чем это я заслужил звание. А после премии Смоктуновского тогдашний министр культуры пришел в Театр Гоголя, меня вызвали в кабинет и сказали, что дадут четыре адреса новостроек, а я выберу из них. По первому адресу мне все понравилось, я не стал смотреть остальные. Квартира была хорошая, в новом районе, тридцать семь метров площадью. В Министерстве культуры мне сделали рассрочку на три года и продали ее по себестоимости, причем выплачивал эти небольшие деньги Театр Гоголя. Я вытянул золотой билет.

— Можно было уже приводить девушку туда, даже жениться…

— Так я же из Новосибирска уехал не один, а с девушкой Светой, которая поступила в Москве в юридический институт. Первое время мы жили в мастерской Елены Качелаевой, заслуженного художника и жены Яшина, в мансардном этаже на Новом Арбате. Позже театр нам снял квартиру, и затем появилась уже эта, своя.

— Но Света, как я понимаю, с ростом карьеры отпала…

— Так и было. Но не из-за карьеры, конечно. Просто однажды, хотя у нас все было хорошо, я почувствовал себя как Жадов, герой пьесы «Доходное место», который рассказывал: «Иду домой после службы, знаю, что Полина ждет, а захожу в кабак, беру чай за копейки и сижу. Долго сижу, не могу идти домой». Вот и я как-то вышел со своей станции метро, и вдруг на меня нахлынуло такое нежелание возвращаться домой. Причем ничего не предвещало, у нас были прекрасные отношения, они и сейчас такие. Но я пришел домой и сказал: «Света, давай поживем отдельно». И когда за ней захлопнулась дверь, я посмотрел в окно: Москва, жара, и вдруг прямо физически почувствовал, как же мне хорошо! Это было страшно, думал: «Неужели я одиночка?»

В актере уживаются разные ипостаси. он домосед, с радостью обустраивает дачу. и при этом заядлый байкер, обожает мотоциклыВ актере уживаются разные ипостаси. он домосед, с радостью обустраивает дачу. и при этом заядлый байкер, обожает мотоциклыФото: Ксения Бубенец

— Но одним ты все же не остался. Как долго продлился твой холостяцкий период?

— Прошло много времени. Были какие-то увлечения, но ничего серьезного. В 2007 году Сергей Пускепалис, который поставил у нас «Женитьбу Белугина» со мной и Женей Миллером, пригласил нас в кинотеатр «Художественный» на премьеру «Простых вещей». Я бежал, опаздывал и метров с семидесяти увидел, как одна девушка около метро «Библиотека Ленина» паркует машину и идет к Арбату. Через пять минут я встретился с Женей и сказал ему: «Я сейчас такую девушку видел. У меня как будто бабочки в животе крыльями машут». Мы сидели на балконе, и вдруг я увидел, что по центральному проходу внизу она идет к своему месту. Я говорю: «Смотри, это она». Фильм я помню, естественно, плохо. После показа актеры вышли на улицу с бокальчиками, и я увидел, как с ней разговаривает моя знакомая актриса. Она и познакомила меня с Ольгой Павловец. Я козырек бейсболки натянул пониже, потому что стеснялся в глаза смотреть, был просто пунцового цвета. Я пригласил Ольгу на спектакль. Но она не пришла, и больше мы не виделись. А примерно через год у меня появилась вторая попытка сделать это, она посмотрела спектакль «Под небом голубым». И, как потом рассказывала, все поняла про меня в тот момент.

— Вы стали жить вместе, и через какое-то время у Оли произошла трагедия, умер сын. Как вы это пережили?

— Было очень тяжело. Прежде всего видеть, что происходило с Ольгой. Могу сказать, что даже то, что показывают в очень хороших фильмах, имею в виду состояние матери, потерявшей маленького ребенка, фигня по сравнению с реальностью. Проши не стало весной, а когда наступило лето, я сказал: «Сопли прекратить, мы должны сделать что-то». Через пару дней мы на двух машинах с Олиными родителями поехали в Крым, к их знакомым, а на обратном пути в Астрахань, на Олину родину. По дороге остановились на ночь у одного знакомого батюшки, который до этого был актером. Он сказал, что восстанавливает храм, и позвал нас ночью посмотреть его. Там горела одна тусклая лампочка, была прямо атмосфера Тарковского. Я человек не набожный, но подошел к картине с Христом Спасителем и сказал: «Бог, я не знаю, как с тобой разговаривать, но ты Прошу забрал к себе. Если можно, сделай так, чтобы этим троим стало легче». Ровно через неделю Оля сказала, что она беременна. Это было больше чем снег на голову, потому что мне еще в призывном возрасте сказали, что детей у меня не будет. И в тот день, когда она это сообщила, я решил креститься и сделал это в Астраханском кремле. Макар родился на два дня раньше Прошиного дня рождения.

— Макару уже двенадцать. Как вы общаетесь?

— Прекрасно! Я не помню, чтоб в его возрасте был такой самостоятельный и развитый, у него ко всему есть интерес, в том числе к политике. И он меня удивляет характером. Прошлым летом был, как обычно, у меня на каникулах, попросил трюковой самокат. Купили, он побежал с ним во двор, звонит через пять минут и говорит спокойным голосом: «Папа, можешь помочь?» Я удивился, взял гаечный ключ на всякий случай, думая, что, может, надо там что-то подтянуть. Выхожу, вижу, лежит у подъезда сложенный самокат, а у Макара до кости разодрано колено, кровь течет, такие раны… Нижняя челюсть у него, конечно, тряслась от боли, но ни слез, ни крика. Настоящая мужская выдержка и терпеливость.

— А почему вы расстались с Олей? Ты так красочно описывал историю про бабочек.

— Я вспоминаю три свои сильные влюбленности, и везде была история с бабочками. Но жизнь с женщиной — это другое. С Олей мы были вместе почти десять лет. Она утонченная, с хорошим вкусом и чувством юмора, нам всегда было весело, и до сих пор мы созваниваемся и смеемся. Просто все течет, все меняется.

— Твоя нынешняя девушка актриса?

— Да. Она еще молодая, снимается в кино, проектов пока немного, но везде главные роли.

— А как ее зовут?

— Поля. Полина Доманова. Кстати, мы снялись вместе в фильме «Поезд идет на восток». Причем сначала Поля пошла на пробы, ее утвердили, а я появился, когда уже искали второстепенных героев. Никто в группе не знал о нас, и это было трогательно.

«С Олей мы были вместе почти десять лет. Она утонченная, с хорошим вкусом и чувством юмора. Мы до сих пор общаемся»«С Олей мы были вместе почти десять лет. Она утонченная, с хорошим вкусом и чувством юмора. Мы до сих пор общаемся»Фото: Ксения Бубенец

— У вас большая разница в возрасте. Чем тебя Поля удивляет?

— Многим. Во-первых, за что она ни возьмется, достигает удивительных успехов. Например, никогда не рисовала, а тут мы ради смеха купили холст и краски. И, по моим меркам, она создает просто шедевры. Сейчас вот заканчивает люстру для дачи из одноразовых ложек. Просто арт-объект получился. Она не умела абсолютно готовить, а теперь делает все так, что просто пальчики оближешь. Мне нравится, что, попадая в новый коллектив, она моментально обрастает подружками, ее все обожают. При этом она и домашняя, уютная, и манкая. Это, конечно, очень будоражит.

— А что в твоей натуре рачьего, если отталкиваться от астрологии?

— Я мастерски возвожу прочные, высокие стены, а потом героически преодолеваю препятствие. Теряю кучу сил и радуюсь, хотя можно было стену вообще не строить, дорога была открытой. Так происходит и в обыденной жизни, и в творческой. Еще я по-рачьи домосед. Достраиваю дачу и уже несколько лет могу там жить, потому что есть и вода, и свет, и тепло. Остались самые приятные хлопоты по внутреннему оформлению, правда, они самые затратные. А я очень щепетильный в этом, выбираю качественные материалы. Меня все это очень увлекает. Ложусь спать и представляю себе какие-то изыски интерьера, как обустроить лестницу, например. Мой друг, коллега по театру и сосед по даче Виталик Егоров, пока не увлек огородничеством до такой степени, как это у него происходит, но уже инфицировал садом. У меня растут фруктовые деревья, кустарники, цветочки.

— То есть дача для тебя сейчас главное спасение в сложные моменты?

— Да, это так. Как только у меня появляются дни без спектаклей, съемок и других дел в Москве, я тут же мчусь туда. Тишина, нет городской суеты, и с первым глотком загородного воздуха я чувствую инъекцию покоя и радости. И вообще я стараюсь всегда помнить, что я здоров, у меня прекрасные родители, и я люблю и любим. Меня это держит на плаву.

Читайте также: Ольга Павловец: «Быть музой для мужчины — это поистине особенный подарок».

Источник

Author: admin